Читать книгу - "Детский нейрохирург. Без права на ошибку: о том, кто спасает жизни маленьких пациентов - Джей Джаямохан"

По моему профессиональному мнению, если ваш сын перестанет дышать, нам не следует снова подключать его к ИВЛ. Если мы так сделаем, то он, скорее всего, останется подключен к аппарату до конца своих дней.

– Сэр, вы обладаете удивительными способностями и навыками, потому что вас наделил ими Бог. Проявите благодарность, исполните его волю.

За два месяца ребенок ни разу не покинул больницу. Младенец так и не побывал дома. Он все время оставался подключен к тем или иным аппаратам жизнеобеспечения. Родители приходили к нему регулярно. Каждый раз, когда им разрешалось посетить малыша, они вдвоем или по одному оставались с ребенком на несколько часов. Тем временем недели превратились в месяцы, и их визиты становились все короче и короче. Медсестры присутствовали там постоянно. Это была их работа. Они ухаживали за ребенком, заботились о нем, мыли и кормили его. Как они делают это для всех пациентов. Медперсоналу – крайне заботливым мужчинам и женщинам – наверняка было тяжело присматривать за одним ребенком столь продолжительное время. Привязанность – дело хорошее, но, когда все заканчивается печально, она может сыграть злую шутку. Чтобы этого избежать, медсестры постоянно меняются, однако, когда маленький пациент задерживается надолго, он неминуемо становится всеобщим любимчиком. На семидесятый день я наблюдал, как они приступают к обычным утренним процедурам. Я подошел и спросил:

– Как у него дела?

– Он недоволен, – ответила одна из них. – Последите за монитором, пока я его протру.

Так я и сделал. Я видел, как пульс ребенка подскочил, когда влажный тампон коснулся его крошечного тела. Какая-то реакция должна быть, но это явно было перебором.

– У него все болит, – с жалостью произнесла медсестра. – Это неправильно.

Я был с ней полностью согласен. Мне лишь оставалось добиться того же еще от двух людей. Или хотя бы от одного из них…

Крайне редко двое взрослых людей, двое родителей соглашаются на сто процентов во всем. Обеды, сладости, просмотр телевизора, укладывание спать, ругательства, домашние обязанности – по любому вопросу возможны разногласия. Уверен, что, когда дело касается чего-то более серьезного, мнения могут расходиться еще больше.

– Я еще раз с ними поговорю, – обещаю я одной из медсестер. – Когда должна прийти мать?

– Ну, она приходила вчера на двадцать минут в районе обеда. Думаю, сегодня она сделает так же.

До меня дошло, что она осуждает родителей, но это странным образом было мне на руку. Тот факт, что папа и мама сводили посещения к минимуму, говорил мне о том, что на каком-то подсознательном уровне они смирились со своим поражением. Смирились с потерей ребенка, которого еще даже не брали на руки. Родители, которым приходится тяжело, на удивление часто начинают отдаляться. Они словно выстраивают между собой и болью стену. Им легче, если они не видят ребенка.

– Напишите мне на пейджер, как только появится мама, – прошу я медсестру. – Мне нужно с ней поговорить.

Было уже почти три часа пополудни, когда мне дали знать, что она пришла. Я спустился в отделение интенсивной терапии новорожденных и как бы случайно наткнулся на нее.

– Есть изменения? – с надеждой в голосе спросила женщина.

– Нет, – ответил я. – Но, думаю, вы и так это знали.

Она вздохнула.

– Слушайте, – сказал я. – Я знаю, что вы верите, будто так решила высшая сила. Я уважаю вашу позицию, правда. Вместе с тем должен сказать, что не вы мой пациент. Я несу ответственность – моральную и юридическую – перед этим крошечным младенцем, подключенным к аппарату ИВЛ в своем инкубаторе. И я должен вам сказать, что от дальнейшего лечения ему лучше не станет.

– Но… – начала было она, но осеклась.

Я продолжил:

– Мне кажется, что наши действия причиняют ему боль. Боль, которую он не обязан испытывать. Нет никаких медицинских обоснований продолжать лечение вашего ребенка. Ему не станет лучше никогда, и каждый новый день на ИВЛ будет наполнен для него болью и страданиями. Конечно, мы – хирурги, врачи – постоянно причиняем маленьким детям боль, однако это происходит в рамках лечения, которое, как мы считаем, пойдет им на пользу. Здесь же совсем другой случай. Пожалуйста, поговорите с мужем.

В конечном счете отец пошел на уступки. Он согласился, что у ребенка нет надежды на выздоровление. Мы лишь прекратили искусственно вынуждать его оставаться в живых. Мы сосредоточились на том, чтобы ребенок чувствовал себя как можно комфортнее и безболезненнее. Он умер естественной и безмятежной смертью. Родители были оба в шоковом состоянии. Они верили, что Господь укажет ему путь. Возможно, это была проверка. Склонен полагать, что именно так они и восприняли произошедшее.

Буду честен. Я считал, что так все и должно было закончиться. Было ли мне приятно от того, что я доказал родителям их неправоту? Нет. Ни капли. Меня переполняло лишь сочувствие к своему маленькому пациенту, который мучился понапрасну. Раз я не мог ему помочь, то должен был принести ему успокоение. Наконец мне это удалось.

Уверен, никто не сможет усомниться, что мы сделали все возможное. Если бы мне к виску приставили пистолет, мы могли бы поддерживать в этом ребенке жизнь еще несколько недель. Это, однако, было бы совершенно не в его интересах. Равно как и не в интересах его семьи. Я знаю, что мы поступили правильно. И меня это устраивает.

Отец в результате тоже пришел к такому выводу. Когда высохли слезы, он пожал мне руку и поблагодарил за все мои старания, за все, что я сделал для его сына. Как бы я ни был не согласен с его изначальной логикой, в тот момент я им гордился. На протяжении недель между нами происходили идеологические разногласия, но теперь мы пришли к единому мнению. Теперь мы оба понимали, что каждый из нас искренне заботился лишь об интересах ребенка.

Или, как сказал акушер:

– Тебе удалось его убедить, что ты – единственная высшая сила?

– Ничего подобного, – ответил я. – Я лишь благодарен, что он не обвинил меня в убийстве своего ребенка.

Потому что, можете мне поверить, случается и такое…

17

Вы пытаетесь убить нашего ребенка!

Человек по своей природе всегда стремится упорядочить хаос. Вести себя так, словно он контролирует свое окружение. В моем отделении принципиально отсутствует такое понятие, как очередь. Если кого-то нужно принять, мы принимаем. Не через шесть месяцев, не через шесть недель – сегодня или завтра. Меня, может, и не будет, однако кто-то из хирургов непременно присутствует. В нашем деле нет места ожиданию.

В нейрохирургии важную роль играет